Пресса

Александр, прямо скажу, этот театральный сезон у меня лично прошел под знаком ва­ших работ. Куда ни глянешь - везде знакомое имя, и все роли первого плана. Поражает, как вы работаете на сцене. Такая самоотдача, такой драйв, такая энергетика. Похоже, себя не щадите. И все время где-то учитесь. Как все успеваете?

Я родился в семье артистов: мама - танцовщица, отец -певец. С детства привык к про­фессиональному подходу. В юности закончил Одесскую хо­реографическую школу и Киши­невское хореографическое учи­лище. Как танцовщик стараюсь развивать себя во всех стилях -классике, фольклоре, джазе, модерне. Когда начал работать в Одесском Театре музыкальной комедии имени Михаила Водяно­го, быстро понял, что надо по­лучить еще и актерское образо­вание. По приглашению уехал ра­ботать в Новоуральский театр оперетты и по соседству, в Ека­теринбурге, поступил в театраль­ный институт на факультет «ак­тер театра и кино» к профессо­ру Вячеславу Анисимову, учени­ку великого Товстоногова. Три года назад окончил курс и сразу же по совету мастера поступил на режиссерский. В апреле на отлично защитил очередной дип­лом по специальности «режис­сер драматического театра» -одноактным спектаклем про Ник-коло Паганини «Кто он? Ангел или демон?». В моем спектакле нет скрипки: скрипка - сам Паганини -божественный инструмент приро­ды. Готовлю его двухактную по­становку уже на профессиональ­ной сцене в Москве. Как показать эквивалент феномена Паганини на сцене? Взять известного скрипа­ча? Но как он может сыграть об­раз? Взять бутафорскую скрипку и заставить актера обманывать зал, подавая музыку из-за кулис, глупо. Думаю, что ближе всего -пластический эквивалент. Главное - на сцене надо создать мистичес­кую, таинственную атмосферу. А вообще Паганини я ассоциирую со смерчем...

Вашего Маугли тоже мож­но сравнить со смерчем. Вихрь эмоций! Теперь уже можете сказать, что покорили Москву?

Покорить, может, и не по­корил, но интересная работаесть, зрители принимают хоро­шо. О чем еще можно мечтать? Семь лет назад я приехал на ка-стинг мюзикла «Метро», рабо­тал в нем. Затем меня пригласи­ли в «Московскую оперетту» на роль Робинзона в мюзикл «Гре­ховодник». Параллельно начал сотрудничать с русским балетом «Возрождение» как танцовщик. Даже уходя в актерство и в во­кал, не хочу расставаться с балетом. Нужен постоянный тре­нинг. В мюзикле «Ромео и Джу­льетта» получил необычную роль Смерти. Это знаковый образ в моей жизни, многое для себя почерпнул, работая над ним. Особенно интересно было рабо­тать с французским балетмей­стером. Реда Бентефор приду­мал такую хореографию! Кос­мос идей! Образ наполнен внут­ренней энергией, а пластический рисунок подчас уродлив, линии ломаные, движения необычные. И в этом загадка, «ключик» об­раза Смерти. Она - получеловек, полуживотное, то есть существу­ет как бы в другом измерении, у нее другой ритм перемещения по сцене. И дело, конечно, не только в костюме и гриме. Мой педагог мне помог, сказав, что в смерти нет ничего сатанинско­го, в ней нет зла. Это освобож­дение, исцеление, своего рода «сестра милосердия». В момент смерти человек освобождается от мук, его лик светлеет. Смерть -  это только миг, а потом начи­нается другая жизнь. Тогда я понял, что можно и нужно вхо­дить в самые потаенные глуби­ны, создавая сценический образ, фантазировать. Фантазия раздви­гает границы воображения, и мы улетаем действительно в космос. Иногда после спектакля я даже не помню, что со мной происхо­дило на сцене. Теперь, когда берусь за но­вую работу, знаю, что всегда есть «ключик» к любой роли. Для меня это - титанический труд. Не успокоюсь, пока не «пройду» роль пластически, вокально, ак­терски, не продумаю до мель­чайших деталей психологию и характер моего героя. После «Кошек» замечал, что начинаю вести себя, как кот. Не зря пе­дагоги говорили: «Уходя со сце­ны, не забудьте выйти из обра­за». Но чтобы создать этот об­раз, нужно трудиться и трудиться. Поэтому в старые роли лег­ко «впрыгиваешь», а вот новая к премьере чаще всего еще не готова. Пока «устаканится», мо­жет год пройти. И тогда она об­ретает другую жизнь.

А почему «Кошки» так быстро сошли со сцены! Вы только год там работали...

Спектакль играли по бродвейской модели - каждый вечер, а то и по два спектакля за день. Зал всегда был полный, но на­ступил момент, когда стало ясно, что зритель исчерпался. Для меня это был тяжелый проект. Русский артист привык работать каждый день как в последний раз, на износ. Каждый вечер так работать нельзя - либо слома­ешься психически, либо начнешь халтурить. Это противоречит актерской природе...

Значит, природа нашего артиста чем-то отличается от бродвейского?

Однозначно. Английский вариант «Кошек» - мой любимый мюзикл. Могу смотреть в запи­си бесконечно, но как это вы­глядит живьем - не знаю. Навер­ное, зарубежные актеры устро­ены по-другому. Есть работа, и они счастливы каждый день как заводные выходить на сцену. Нам же этот ритм чужд. Я люб­лю разнообразие. Иногда такой неожиданный проект предложат! И хочется попробовать. Окунув­шись в этот ежедневный мара­фон, я понял, что это не для меня. Тупиковый путь. Но я рад, что «Кошки» были в моей жиз­ни. Мне кажется, у нас получил­ся более душевный спектакль благодаря переводу Алексея Кортнева. Но все равно это шоу, и здесь главное - грим, костюмы, голоса, пластика. Известно, на Бродвей люди едут со всего мира. А туристы, которые приезжают в Москву, пойдут, конечно, не на «Кошек», а на классический ба­лет в Большой театр. Это наша фишка. Но все равно это хоро­шо, что мюзикл появился у нас. Для зрителей - новые впечатления, приобщение к мировому культур­ному пространству. Для актеров - бесценный опыт.

Вы упомянули слово «ба­лет». А что делаете в этой об­ласти?

В 2003 году к 10-летию со дня смерти Рудольфа Нуриева режиссер и хореограф ВикторГенрих осуществил постановку спектакля «Нуриев, и ничего кро­ме». И я играл своего кумира. Сложность этой работы была в том, что из двух моих любимых танцовщиков - Нуриева и Барыш­никова - последний мне ближе по внутреннему состоянию, им­пульсивности. И я в чем-то по­вторял именно его. Нуриев мне казался более закрытым, интел­лектуальным танцовщиком. Он просто стоит, а от него глаз не оторвать. Некая загадка, иерог­лиф. Барышников - хрестоматия для танцовщика. И вот когда ра­ботал над ролью, самая большая сложность была как раз в том, чтобы соединить собственное «я» с создаваемым образом. И хотя это был разовый проект (прошло всего четыре спектакля), для меня это был важный период жизни. Тогда-то я до конца по­нял весь масштаб незаурядной личности гениального танцовщи­ка и хореографа. Он делал соб­ственные редакции классических балетов, но до сих пор ни один из нуриевских спектаклей не по­ставлен на его родине, хотя на них учится весь мир. На мой взгляд, лучше тех идей, движе­ний, которые дал танцу Нуриев, пока ничего не придумано. Он истинный реформатор.

Вы только что вернулись из Испании, где гастролирова­ли с театром «Тень». Еще один новый проект?

Это первая русская опера Фомина «Орфей» в постановке Ильи Эпельбаума. Спектакль с живым оркестром на сцене, при­емами теневого театра. Я играю Орфея. Роль интересная, с хо­рошим театральным стебом. Спускаясь в Аид, он на лире иг­рает, как на гитаре, прямо рок-звезда. Мы показали его Юрию Петровичу Любимову, и ему по­нравилось, он взял его в репер­туар на Малую сцену Театра на Таганке. Уже с сентября там бу­дет идти.

Слушая вас, трудно пред­ставить, что вы смогли бы ра­ботать в репертуарном театре, в размеренном ритме...

Ну почему? Я работал в Одессе - в Театре оперы и бале­та, например. Мне хорошо зна­комы плюсы и минусы реперту­арного стационарного театра. Сейчас я солист балета «Москов­ской оперетты», кстати, альма-матер лучших московских мю­зиклов. А совсем недавно выпу­стили «Маугли»...

...где вы играете главную роль. С этого места поподроб­нее, пожалуйста. Кажется, Кип­линг, сочиняя своего Маугли, видел ваш образ...

Еще в Одессе должны были ставить шоу «Тарзан», но мне срочно надо было уехать, и эта работа не состоялась. И вдруг, спустя семь лет, в недрах наше­го театра возникает эта тема. Наш актер Влад Сташинский со­чинил мюзикл «Маугли». Поста­вила спектакль молодой режис­сер Алина Чебик с замечатель­ной хореографией Бориса Бара­новского. Наш директор Влади­мир Тартаковский снова решил­ся на эксперимент. Вспомним, что именно он стоял у истоков знаменитого «Метро» и других хитов на сцене «Московской опе­ретты». И вот делают не амери­канский или раскрученный евро­пейский мюзикл, а наш, родной. Это поступок. Не каждый про­дюсер это себе может позво­лить. В век компьютерных тех­нологий театр не должен отста­вать. Это смелый эксперимент, и настолько грамотно все рас­считано, что получилось действи­тельно великолепное шоу. Уве­рен, что зритель должен прихо­дить в театр и верить в сказку. Человек в любом возрасте хо­чет увидеть чудо. Лазерный луч в театре остался со времени «Метро», а теперь ему нашлось достойное применение. Обожаю свою роль, хотя после спектакля неимоверно ус­таю. Но хочется играть его сно­ва и снова. Еще с одесских вре­мен я, выходя на сцену, себя не жалел. Если мы не будем рис­ковать, то зритель не получит того, за чем он идет в театр. Балетных можно сравнить со спортсменами. Риск, самоотда­ча - дают импульс к развитию. И тогда у зрителей захватывает дух. Люблю эту роль, мечтаю подольше ее играть.

Здесь вы как раз высту­паете во всех ипостасях - ак­тер, певец, танцовщик!

Меня тем и привлекает жанр мюзикла, что он макси­мально использует возможнос­ти артиста. Нет рамок. Дай Бог долгой жизни мюзиклу и оперет­те в нашей стране, и чтобы в результате появился какой-то новый жанр, может быть, «рус­ский мюзикл», смотреть который будут приезжать зрители со все­го мира. Пока мы учимся на чу­жом материале, но «Маугли» уже дает надежду.

Саш, вы мало того, что трудоголик, а еще и хитрый. Из балета рано или поздно нужно уходить. А у вас есть чем еще заняться в этой жизни: вы дра­матический артист, певец, на­конец, режиссер. Здорово подстраховались!

В Одессе говорят: «Хитрый - не дурной». Правильно? Но в этой моей «хитрости» есть самое главное - продление жизни на сцене. У танцовщика век корот­кий. Великий Игорь Моисеев как-то сказал: «После 40 танцевать можно, но смотреть противно». Искусство жестокая вещь. Мож­но уйти в педагогику, но я дру­гой по своей сути. Творческий процесс - это единственное, что может меня захватить. В моем новом дипломе написано «ре­жиссер драматического театра», но ставить хочу все - мюзиклы, балеты, драму, оперы, шоу...

Уверена: у вас именно так и будет. А еще хочу пожелать, чтобы на ваши спектакли всегда спрашивали лишний билетик.

Московская правда
Ирина Шведова